Странно

Странно, мы много раз сидели на этой веранде, пили кофе, свесив ноги навстречу снегу или зелёной траве. Мы едва ли знакомы, я не помню имён. Да, иногда я бывал тут один. Мимоходом, поскальзываясь на старых досках и выпуская из рук самолётики-идеи, летящие искрами и несущие тепло кому-то там, за перилами. Мне кажется, что пару жизней назад я помнил имя, но стихийному бедствию оно вряд ли нужно. Никто. Я всегда возвращался сюда, волоча за собой ворох проклятий и чьи-то спасённые души. Иногда мы бывали тут вместе. Мы никогда не общались. Слова лишь разрушают общность единой волны, ветра, несущего тепло. Тепло абсолютного спокойствия за чашкой кофе, свесив ноги навстречу снегу или зелёной траве. Двенадцать минут абсолюта на веранде у подножия старого маяка. Остальное лишь Путь. Путь, всегда приводящий сюда.

Перелётные птицы

Песком сквозь пальцы рассыпаются картинки дней давно минувших. Калейдоскоп событий, значение которых уже истлело, потерялось и забылось. А ведь столько было важного, столько было без права на ошибку, столько было… Безусловно всё это объединено тем, что оно было. Но, если не поддаваться меланхолии и прочим мыслям, то все эти картинки привели к тому, что есть сейчас. А если поддаться мыслям, то первым всегда вопрос — могло ли быть иначе? Нет конечно, не могло. Всё до последней копейки было так, как должно быть. Колесо Сансары не остановить.

Чем нам заполнить пустые места

Что останется, когда спета песня? Впечатления, изречения. Смысл – маячок пути. Ну, это только если была Песня, а не так, побасенка какая-нибудь. Да только где же она будет спета, чтобы было когда, да попасть бы туда, протиснуться. Ведь не ясно наперёд, откуда ноги растут, хотя и понятно, откуда должны. А если вдруг? То как опознать в темноте искру, понять, что не из глаз, а от души огонёк теплится. Да не упустить, не проворонить. Вот и выходит, что есть места, да пусто за околицей. И есть дровишки, мыслишки, и руки-ноги иногда прикручены по делу, да не зажигается – не ухватывается искра, да не находится. И зарастает пустота азотным мякишем – поленья сыплются в труху от непреложности какой-то, как от детской шалости, что с возрастом, лишь имя поменяв, вдруг стала принципом. А ведь так хочется заполнить чем-то близким по звучанию места пустые – вдруг затеплится, затлеет от корней. А там уж подхватить намёк, да накатить от всей души, да так, чтоб загудело, пробрало до боли в памяти. Чтоб запылало, понесло, за вдохом выдох полной грудью. Да поделить на всех, чтобы хотя б по искорке, но каждому. Чтоб не толкаться, не стучаться лбами в стены, да в пустых местах. А если вдруг?

Сто лет обо всём

Было завтра. Будет вчера. Какой-то популярный императив у меня последние лет сто. Языческие корни прорезаются сквозь теологию материализма? Или просто лето такое холодное? Как понять явь или новь? Сплошная кузинатра короче. Словно заплата на заплате вопросы, на которые не нужны ответы, ибо и самих вопросов более чем достаточно. И что из того? Что делать и зачем? Это у философов всё просто – кто первее, там и счастье. А тем, кто попроще или совсем простым, как я, как быть? Ведь променяли свет на тридцать сребреников. Да, держались до последнего – типа гордые. Но, ведь не можем же мы по-доброму, не можем. А оправдание всегда можно найти – поманили, охмурили, одёрнуть некому было. Только каждому выйдет по делам его. И будет вчера, ибо завтра было уже.